Все бы мои обрадовались, назови я этот год –все пошло не так., но они этого не прочитают-и оно так не называется. История этого года не об этом. Она о людях. Все подвели итоги вот уже как два месяца. Я решила, что сделаю это, когда почувствую, что пора.
Итак. Пора!
За этот год я успела много, порой мне я понимаю, что даже слишком много. Много училась, работала, много путешествовала, много ошибалась, много тратила, много пила и курила, много получила отдала и потеряла. Много.
Многому выше перечисленному я еще и научилась за этот год: хорошо путешествовать, усердно работать, учиться и выучивать, просыпаться без похмелья, тогда как даже у непьющих – сушняк и голова болит. Я научилась закрывать за собой двери.
За этот год я как никогда прежде радовалась чужим удачам, огорчалась чужим поражениям, переживала за, по сути, совсем мало знакомых людей. Гораздо больше чувствовала за других, чем за себя.

Сейчас моя жизнь - адская смесь ада, рая и американских горок с десятью мертвыми петлями и несчетными нескончаемыми переворотами.
Как никогда я верю
Как никогда я не понимаю.
Ввязывалась в непонятные ситуации, бросала на самотек (о, это русское авось), и знала: ни шагу назад, не упасть, кулаки и в стойку.
Я вобрала науку забирать чужую боль, принимать людей и ситуации, и почему то совершенно разучилась понимать некоторых людей.
Я нарушила кучу своих правил - не для этого ли они существуют?- но не хочу уже ничего менять и исправлять. И я знаю, что неправильно - но яд слишком сладок.
За год я только больше убедилась, что все люди – не случайны, они приносят и забирают. Слезы проливаются, потому что мы слишком поздно – чаще когда уходят, понимаем, видим, что они нам давали. Но так оно полезнее.

В глазах моего отражения сидит голодный черный зверь, в них я чую беду, гроза уже здесь, её не предотвратить, от неё не сбежать – принять и танцевать либо укрыться и переждать.
У дьявола моего зеленые глаза. Мой личный дьявол за обоими плечами, льющий в уши сладость, и я уже иду. И дьявол мой - моя горечь. Мои грехи и живое напоминание, что ничего страшнее в жизни моей не будет, чем тюрьма моих мыслей в моей голове. На волю, чудовищки. Я люблю своего дьявола.
У погибели моей голубые глаза, и она меня убьёт. У неё нет моей любви, но есть моё тело, и по утрам я ищу водолазку спрятать разрисованные лопатки. За спиной у него крылья, но он не ангел, а старый прожженный черт. До костей окровавленный и, в принципе, почти опустошенный и уничтоженный, но погибаем мы вместе и под одним девизом. Я не люблю свою погибель.
У радости моей каштановые волосы и голубые глаза. Я утешаю её, и чувствую себя. Он изображает безумного Шляпника (ему действительно чертовски идут шляпы), ставит синяки на учёбе, а я рассказываю, какие мышцы у него болят. Он приезжает ко мне на лекции - и радуется как ребенок. Я люблю свою радость.
У моего счастья золотые волосы. Голубые глаза. Нет ничего слаще ее счастья и улыбки. Видеть её злой от того, что беспардонно и рано разбудили, ее радость от вкусного завтрака, как с восторгом она рассказывает мальчику, куда её я водила, что показывала и рассказывала, как ей понравилось. Детский её восторг. Как мальчик радуется её друзьям, и как я счастлива, что у неё такой мальчик. Радоваться за неё в галактической число раз больше, чем за себя. Я люблю моё счастье.
Когда моя боль за них проходи, и у них всё хорошо, я знаю, что за стихшей болью будет новая боль. И они знают это знают, а ещё они знают, что я приеду, позвоню, утешу, успою,приведу в порядок, раз за разом. Мой путь, мой крест. Служить им утешением.
И наверное единственное, чего я не хочу – а хочу я все больше: ещё счастья – с её улыбками, стилем, невероятным свечением изнутри, искренним актерством, завораживающей жестикуляцией; ещё радости – с его дураченьем, глупостям, мечтами, репетициями, нескончаемыми репетициями, и редкими, отчаянными встречами- ты где? стой, я буду через 20 минут!, -и он здесь; ещё погибели – с потрясающим сексом, адским прищуром, курением на кухне, крутыми машинами с запредельным разгоном, со сверкающими глазами после удачных операций и странно милым на обходе; ещё дьявола- с её сумасшествием, шумахерским вождением, фестивалями, друзьями, с боюсь летать, но если вы в Ховартию – я с вами, только ты меня будешь за руку держать, с багажником полной всякой хрени; ещё путешествий, работы, искусства, учебы и сумашедших людей,-единственное, чего я не хочу – узнать, что эти четверо мне принесли и унесут. Не сейчас, прощу, дайте мне ими упиться.
Последний день зимы. Через семь дней мне двадцать. Дайте мне новокаину.